Смерть молчит [Смерть молчит. Другая жена. Коммерческий рейс в Каракас] - Мишель Лебрюн

— Но, Бетси…

Вошедшая кухарка объявила:

— Ужин на столе!

Бетси заслонилась вежливой светской улыбкой.

— Спасибо, Мэри.

Поднялась, взяла стакан с мартини и с той же вежливой светской улыбкой повернулась ко мне.

— Возьмем коктейли с собой, не возражаешь?

20

Пока нам подавали ужин, Бетси ни на миг не забыла о своих светских манерах. Никогда не забывала о надлежащем декоруме. Гордость была одним из многих качеств, которыми я восхищался, но в тот вечер меня все сильнее мучила мысль, как страдает моя жена.

После ужина я снова попытался объяснить свое поведение, но она категорически отказалась говорить об Анжелике. В остальном вела себя совершенно разумно. Ни в чем меня не упрекала, не угрожала уйти. Сама согласилась, что Рикки нужно отвести к Трэнту. Это мой долг. Но говорила о Рикки, как о ком-то постороннем, а когда я, подавая чашку кофе, коснулся ее руки, поспешила ее отдернуть. Отдалилась от меня, вмерзла в ледяную глыбу.

Это делалось не для того, чтобы наказать меня. Это я знал. Замкнулась в себе, потому что, как она думала, случилось то, чего она всегда боялась. Бетси Кэллингем, — ну та, страшненькая, та, что занялась благотворительностью, — снова проиграла. Я чувствовал себя столь же виноватым, как и бессильным ее утешить.

Как только допила кофе, тут же встала со словами:

— Мне очень жаль, но ужасно разболелась голова. Пойду-ка лучше лягу.

Она даже заставила себя улыбнуться.

— Может быть, стоит позвонить Трэнту и спросить, готов ли он завтра выслушать Рикки? О школе не беспокойся. Утром я позвоню и скажу, что Рикки не придет.

Ушла. Мне так хотелось пойти за ней, взять ее в объятия и сказать: «Что нам до Анжелики? Не будем трогать Рикки. Оставим все как есть». Но, разумеется, я знал, что не смогу этого сделать. И знал еще, что Бетси первой бы отвергла это. Решившись, отступать я не мог.

Позвонил на Центр-стрит. Трэнта не застал, посоветовали искать его в участке. Не было его и там. Но когда я назвал свое имя, дали его домашний телефон. Мне казалось невероятным, что у Трэнта есть семья, дом и личная жизнь, как у всякого другого. Трубку снял он сам. Я рассказал о Рикки. Трэнт не перебивал. Когда я умолк, спросил только:

— Вы понимаете, что делаете, мистер Хардинг? Если окружной прокурор решит поддержать обвинение, вашему сыну придется давать показания перед судом.

— Конечно, я все понимаю.

Он помолчал. Я думал, хочет спросить еще о чем-то. Но он только устало сказал:

— Ладно. Приведите его завтра утром на Центр-стрит. В половине десятого подойдет?

— Конечно.

— Спокойной ночи, мистер Хардинг.

Вначале я расхаживал по комнате, спать совсем не хотелось. Но мне быстро опротивело бесцельно топтаться на месте, и я направился в спальню. Свет на моей половине кровати Бетси оставила. Сама она лежала с закрытыми глазами, но я-то знал, что не спит. При взгляде на ее бледное, осунувшееся лицо меня бросило в дрожь. Раздевшись в ванной и погасив свет, лег в постель. Напряжение, охватившее ее, стеной лежало между нами. Машинально, прекрасно понимая, что пропасть между нами непреодолима, я протянул к ней руку. Она лишь вздрогнула.

— Нет, Билл. Нет.

Голос звучал резко, рука судорожно оттолкнула мою. Я лежал рядом с ней почти в таком же напряжении и отчаянии, как и она. Не выдержав, встал и ушел в комнату для гостей. Долго не мог заснуть. Старался убедить себя, что все постепенно образуется. Как только кончится история с Рикки и все поймут, что действовал я правильно, у меня еще будет возможность сделать Бетси счастливой. Найду себе новую работу. Элен уволим. Переберемся в меньшую квартиру. И там начнем новую жизнь, в которой отдавать и брать мы с Бетси будем поровну. Пока же нужно потерпеть.

Вот только меня пугала мысль о Рикки, слабой фигурке на скамье подсудимых. А когда я уснул, снилась Анжелика. Шла ко мне с сияющим лицом, раскрыв объятия: «Значит, я была не совсем сумасшедшая, что любила тебя!» Но когда она меня обняла, руки медленно превратились в скользкие мерзко-зеленые щупальца, потащившие меня во тьму.

Проснулся я в восемь часов и в какой-то нелепой попытке сделать вид, что ничего не случилось, первым делом убрал постель. Бетси не было. Одевшись, направился в детскую. Собирался потребовать от Элен, чтобы оставила нас с Рикки одних. Но этого не понадобилось. Исчезла, как только я открыл дверь. Рикки уже позавтракал и сидел за столом, болтая ногами. Я почувствовал себя палачом.

— Привет, — начал я. — Сейчас мы вместе пойдем к одному знакомому, и ты ему расскажешь о своей другой мамочке.

— Почему?

— Потому, что он хочет это знать.

— Когда пойдем?

— Прямо сейчас.

— Но мне нужно в школу.

— Не сегодня. Разве не здорово разок пропустить школу, а? Что скажешь?

— Нет, — сказал он.

Но с чисто детской легкостью принял все спокойно. Я помог ему надеть пальто. Когда мы подошли к выходу, спросил:

— Мама тоже пойдет?

— Нет, только ты и я.

— Почему?

— У нее другие дела.

— У меня тоже. Мне нужно было в школу. Но я иду с тобой. Можно мне взять ламу?

— Конечно, можно.

Помчавшись обратно в детскую, принес свою игрушку.

Когда мы ехали в такси на Центр-стрит, я снова спросил его об Анжелике, и он весь эпизод повторил слово в слово, как накануне вечером. Сообразил, что кто-то будет задавать ему вопросы. Но его совершенно не интересовало почему, и когда мы наконец подъехали к управлению полиции, даже не полюбопытствовал, где мы.

— Сколько тут полицейских, папа!

— Да.

— Здесь ничего не может случиться?

— Конечно.

Полицейский опять провел нас по коридорам в такую же унылую комнату. Рикки, прижав к себе ламу, сел на деревянную скамью. Трэнт пришел быстро, спокойный, с серьезным и необычайно живым лицом. Мне показалось, что Рикки его озадачил, как будто он не знал, как вести себя с детьми. А я-то думал, что не существует ничего, с чем бы он не справился.

— Отец сказал, почему тебя попросили сюда прийти?

— Да, — ответил Рикки.

— Нужно, чтобы ты ответил мне на несколько вопросов.

— Да, я знаю.

— Однажды ночью, когда ты был в постели, отец привел к тебе одну женщину?

— Ага, привел. Это была моя другая мама, та, что была у меня раньше.

— Ты спал, когда они вошли?

— Спал, точно. Но я проснулся, правда, папа?

— Да, — сказал я.

— Точно знаешь? Тебе это не приснилось?

— Приснилось? — повторил Рикки. — Да нет, мне такие вещи не снятся. Мне снятся слоны и ламы и еще иногда ящерицы.

Трэнт выглядел как-то странно.

— И знаешь, который был час, когда папа и та мисс вошли в комнату?

— Было два часа. Еще никогда я не спал в два часа ночи. Такого вообще не бывает с детьми. И было два, потому что кукушка прокуковала — два раза выглянула наружу. Она красная, а часы зеленые, и еще там окна и двери, правда, папа?

— Ну… — протянул я, уставившись на Трэнта.

— Что был за день, когда это произошло?

— А тот самый день, когда мне вырвали зуб. — Рикки сосредоточенно уставился на Трэнта поверх головы своей ламы. — Такой огромный зубище, и я сказал о нем моей другой мамочке. Я ей сказал: «Сегодня мне вырвали зуб», но она не обратила внимания. И тут же ушла, правда, папа?

— Да, — сказал я и повернулся к Трэнту: — Можете позвонить дантисту и проверить дату визита. Она совпадает.

Трэнт не двинулся с места, наблюдая за Рикки.

— Ты об этом кому-нибудь рассказывал?

— Ну, конечно, рассказывал, — сказал Рикки. — Элен я рассказывал. Я ее спрашивал, почему моя мама, которая была раньше, теперь не моя мама и почему она не живет с нами. А Элен сказала, что у меня другая мама, гораздо лучше, а человеку нужна всего одна мама.

Значит, он рассказал Элен. Этого я не знал. Что ж, дело сделано, Элен заклеймена как лжесвидетельница. Я покосился на Трэнта. Но, как всегда, ничего не увидел. Он только спросил:

— Если бы ты ее еще раз увидел, узнал бы?

— Конечно, узнал бы, — заявил Рикки. — А вы нет?

Вдруг Трэнт вскочил и снял Рикки со стула.

— Пойдем со мной.

Даже не взглянув на меня, добавил:

— Можете идти с нами, если хотите, мистер Хардинг.

Мы вошли в другую, большую комнату. Там тоже был полицейский. Трэнт сказал ему: «Приведите ее немедленно», — и тот удалился. Вернулся быстро, приведя четырех каких-то женщин и Анжелику.

Да, Трэнт ловко все устроил. Все женщины были темноволосыми, примерно такого же роста, как Анжелика, примерно того же возраста и приблизительно так же одеты. Их выстроили вдоль стены. Анжелика ни на меня, ни на Рикки не смотрела.

— Ну как, Рикки, — сказал Трэнт, — ты узнаешь ее?

Рикки без колебаний направился прямо к Анжелике.

— Привет, — сказал он.